Остров терпения. Великая боль Валаама

Уходят в небытие дни и годы. Скрупулёзно описана Великая Отечественная война, вместившая в себя 1418 дней и ночей кровавых боёв за право быть победителем. Именно эта последняя большая битва дала самый многочисленный урожай инвалидов.

О них не принято было говорить с высоких трибун и с газетных страниц. О них скромно умалчивали писатели, поэты и режиссёры. Но когда здоровый герой получал за¬служенную награду из рук командующего, где-то в госпитале, на узкой больничной койке, корчась от боли, его однополчанин ждал ампутации последней конечности.
"Пока не будет похоронен последний солдат – война не окончена". А если перефразировать слова Суворова, "Пока не устроен в нормальной жизни последний инвалид – война продолжается!"
Остров Валаам на Ладожском озере стал последним прибежищем более чем для тысячи бессемейных солдат, свезённых туда принудительно. Не будем судить и гадать, где им было "лучше": в завшивленных привокзальных подворотнях или на природе, под защитой монастырских стен, отделённых от остального мира холодом ладожской воды.
В некоторых странах таким инвалидам от правительства полагались машина и сиделка с водительскими правами.
Я не люблю, когда незаслуженно обвиняют и льют всякую грязь на мою страну, в которой я родился, вырос и возмужал – СССР. И поэтому очень ревностно проверял факты, изложенные ниже.
Дважды я побывал на острове. Говорить об инвалидном доме там не принято. Для монахов это страшное "табу". Сказавший слово об инвалидах наказывается "обетом молчания" на 14 лет. Живёт там один такой монах. Местный мужик, сын бывшего инвалида, за бутылку водки поведал мне душещипательные истории. При этом просил, ни в коем случае не называть его имени – это грозило ему депортацией на материк. А куда ему деваться, если его родина – остров?! Верить рассказам, изливающимся в момент пьяного куража, было бы неверным ходом. Я сопоставил их с воспоминаниями бывших медсестёр, других жителей, журналистов и отсеял явный вымысел.
Ниже небольшое повествование об истории Валаамской земли, давшей последнее пристанище героям...
И не только о ней...

История этой Святой земли, по свидетельству св. Игнатия Брянчанинова, началась в "глубокой русской древности". Летописцы свидетельствуют, что основателями первой обители на острове Валаам стали преподобные Сергий и Герман во времена правления Ольги, одной из первых русских княгинь принявшей христианство и в крещении названной Еленой. Она была матерью князя Святослава I, нашедшего свой вечный покой у днепровских порогов, убиенного печенегами в 972 году.
Другой летописец упоминает, что только лишь в 1192 году игумен Мартирии построил здесь, на Валаамском архипелаге, каменную церковь.
История возникновения имени Валаам до сих пор спорна, и точного толкования этого названия никто ещё не дал.
Возможно, оно произошло от слова Valamo , что означает по фински "Высокая гора", или же – Valamaa, что ещё точнее отражается переводом с финского – "Светлая" или "Клятвенная земля". Оно также созвучно имени языческого бога Ваала и библейскому прорицателю Валааму.
По преданию, Андрей Первозванный – один из Христовых апостолов – приблизившись к острову тысячу лет назад, изрёк: "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет Благодать Божия..." и воздвиг где-то на скале большой каменный крест как знак того, что быть Валааму в веках оплотом апостольской церкви.
Сомневаться ли нам, современникам, в этом апокрифе, бытующем с давних времен среди валаамской братии?
По праву основателями обители считаются преподобные Сергий и Герман Валаамские, мощи которых хранятся под спудом в Спасо-Преображенском соборе – главном храме обители.
В 1782 году в Валаамский монастырь из Саровской пустыни был приглашён "малоумный" старец Назарий. К нему в ученики поступил юный инок Герман (тёзка основателя), прошедший шестилетний искус в Троице-Сергиевой пустыни.
Герман неожиданно заболел. На горле образовался нарыв величиной с кулак, который обезобразил лицо и причинял неимоверную боль. Молодой подвижник со слезами на глазах, помолился перед образом Царицы Небесной и попросил у Неё исцеления. Потом, мокрым полотенцем обтёр лик Пречистой Владычицы и обвязал им свою опухоль. В изнеможении он уснул. Свершившееся чудо увидели утром. Герман проснулся исцелённым – только малый знак остался на шее, как напоминание свершившегося деянья.
После этого чуда преподобный убогий Герман стал покровительствовать калекам, убогим и сирым. Был одним из главных деятелей Кадьярской миссии 1794-1837 годов на Аляску.
Вернувшись на Валаам, жил старец в пустынной келье, близ Всехвятского скита, ходить от которого до своего жилья мог в промежуток меж молитв. Он до конца дней своих молил Бога о снисхождении к обиженным и калечным.
Не думалось ему, даже не предвиделось в пророческих снах, что через век с небольшим в те места, где он, убогий Герман, монашествовал и молился за обездоленных, некому будет заступиться за сотни калек прошедшей войны. Не будет рядом с ними ни одного монаха, не будет икон за стенами порушенных церквей, не будет даже маленькой часовенки, где можно коленопреклониться и зажечь свечу. Святая земля будет поругана. В руинах и мхах окажутся вековые и будто вечные стены монастырей, а спасённые от варваров иконописные лики останутся взирать на молящихся в другой стране, в городе Иоэнсу, в новом монастыре с именем Ново-Валаамский.

Беда, которую взвалит на себя остров в середине 20 века, будет похуже разорительных набегов шведов, которым он подвергался в XIV- XVI веках, страшнее опустошительного пожара в 1754 году, который выжег остров. Это было ужаснее великого урагана 1925 года, повалившего более 70 тысяч сосен, берёз и пихт. Страшное испытание было уготовано острову в 1950 году, когда по указу Верховного Совета Карело-Финской АССР на острове Валаам в уцелевших зданиях был образован "Дом инвалидов войны и труда".
Советским правительством было принято решение о передаче монастырских земель для обустройства в них психоневрологических диспансеров (в народе – психушек), домов инвалидов и престарелых, лепрозориев и тюрем. Стали оглашаться святые кельи душераздирающими криками сумасшедших, шёпотом умалишённых и стонами калеченных войной людей. Добротные стены монастырей не пропускали звуков страшной жизни затворников. Незачем было знать народу, строившему "светлое будущее", о каких-то изгоях, ополовиненных войной, прокажённых и отверженных. Будто народ, победивший в страшной войне, прошёл через мясорубку сражений с улыбкой на лице, с флагом в руках, не исцарапав даже ладоней о гладкое древко знамени. Вычеркнуты были из повседневности сотни тысяч инвалидов!
Получилось так, что в Советском Союзе был только один инвалид – Алексей Маресьев. Глубоко преклоняюсь перед этим человеком, его подвигом, его непоколебимой любовью к жизни. Не его вина, что партийные идеологи перестарались и вместо живого, мужественного человека преподнесли его нам как идола. Рядовых же солдат Победы государство вычеркнуло из жизни. Их прятали подальше от людских глаз. Более того, тысячи инвалидов Великой Отечественной войны были привезены в монастырские стены Спасо-Преображенского Валаамского монастыря.
Чтобы не омрачать радостных будней советскому народу-победителю уродством, было решено очистить процветающие города от сотен тысяч неприкаянных калек. Несколько месяцев "страна-победительница" чистила улицы, рынки, вокзалы от "позора" Страны Советов – людей, отдавших за её победу больше, чем кто-либо другой. Многие из них предпочли бы умереть на поле боя, чем быть "человеком-растением", или попросту "самоваром".
Страшная процессия двигалась от причала до монастырских ворот. Это были человеческие тела, словно вылепленные слепыми богами, у которых к тому же не хватило материала для конечностей. Были здесь воины с лопнувшими в огне глазами, с новой наросшей безобразной кожей. И когда-то человеческие, лица у некоторых были будто оплавлены: без ушей и волос, с тонкими бескровными губами, над которыми вместо носа зияли два чёрных провала. Многие были с помутнённым рассудком от вечной боли, бессонницы и реального кошмара, который их окружал. Этих полубезумцев селили отдельно в находившийся на острове Никольский скит, дабы они своими душераздирающими криками и стонами не ломали и без того тревожные сны своих товарищей.
Недораздавленные в войну танками, недогоревшие в адовом пламени огнемётов, недоразорванные минами и снарядами, недотопленные в холодных морях, недостреленные, они ковыляли, ползли, шли на "утюгах", катились на самодельных тележках, гремя колесиками-подшипниками. Безрукие помогали безногим, безногие помогали безруким, а те и другие помогали "самоварам" – туловищам, не имеющим ни того, ни другого. " Самовары" не помогали никому. Они только матерились и пели:

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой ...

На последнее пристанище, как на свою Голгофу, как на последнее минное поле, "шли" они в уцелевшие от разгромов монастыри – бывший оплот православия России.
Помимо Валаама, подобные Дома возникли в Кирилло-Белозерском,Александро-Свирском, Горицком монастырях.
Так были "вознаграждены" победители за их увечья, за потерянный кров, за разорённые дома, за растерзанные тела и несозданные семьи.
Теперь всякий, привезённый на остров, осознавал, это – всё! Дальше этого клочка земли, окруженного Ладогой, хода нет. Тупик. Смерть и могила на старом монастырском кладбище под замшелым камнем…

Наверное, так всегда было на Руси. Да только ли на ней? Убогие, увечные, обиженные судьбой собирались (или их собирали) вместе, помогая друг другу и делясь своими горестями и заботами. Ведь кто поймёт тебя лучше, если не подобный тебе, тот, кто сам на себе испытал страдания от боли телесной и, что ещё страшнее, душевной, от непонимания, отторжения и ухмылок здоровых, непохожих на тебя людей.
Ещё во времена святого равноапостольного князя Владимира, которого называли "отцом бедных", был заведён порядок, когда убогий мог приходить на княжий двор и получать "всякую потребу, питьё и яства". Больным, которые не могли дойти до двора, продукты развозили княжеские люди.
В 1682 году по указу царя Фёдора Алексеевича в Москве строятся первые две богадельни для увечных и нищих, а к 1718 году их было уже около девяноста. Обхаживали они около четырёх тысяч призреваемых. Ныне здравствующая "Матросская тишина" изначально была построена Петром I на берегу Яузы как приют для больных и пострадавших в войнах матросов.
Императрица Екатерина II вводит "новшество" и в 1775 году обязывает создать в составе губернских учреждений народные школы, сиротские дома, убежища для больных, дома для умалишённых, богадельни, работные и инвалидные дома (в те времена инвалидами называли только тех, кто получил увечье на войне). Она также разрешает устраивать благотворительные заведения частным лицам.
Мария Фёдоровна, жена Павла I, продолжила дело, начатое Екатериной, а Александр I учредил Императорское человеколюбивое общество.
После Отечественной войны 1812 года тысячи инвалидов вернулись с полей сражений. Пополнение к ним прибыло в 1854 году после героической обороны Севастополя.
Знаменитый хирург Пирогов и Великая княгиня Елена Павловна, настойчиво преодолевая сопротивление чиновников, создали в России Крестовоздвиженское общество, перешедшее впоследствии в Общество Красного Креста.

Но в 1917 году прикрываются все инвалидные общества. Закрывается газета "Русский инвалид". Упоминать об увечных стало не принято. Новая власть двинулась к победе коммунизма широкими шагами розовощёкого коммуниста, сытого и здорового. Перемолотые в непрекращающихся внутренних и внешних бойнях люди сразу списывались с "благополучной" сцены социалистического общества. Только за 62 года, с 1920 по 1982 год, солдаты России участвовали в 44 международных конфликтах, больших и малых войнах. И каждая из них приносила "страшный урожай" изувеченных судеб и тел.
Почему же всё-таки на остров, в резервацию, свезли "мучеников войны"? Ответ чиновников прост: "Там готовое жильё – они возродят подсобное хозяйство". Кто возродит? Калеки, без чужой помощи не могущие сесть на "утку"?
Дни жизни в Доме инвалидов были похожи друг на друга, как кирпичи в монастырских стенах. Однообразное существование, особенно обездвиженных "самоваров", было "адовой повседневностью". Про них говорили, что "пламя жизни" у них погашено, что живут они в каком-то полусне, полусознании. Им оставалось только присутствовать при этой жизни. Просто быть, ничего не отдавая взамен. Они своё отдали. И отдали значительно больше, чем другой не отдаст за свои две-три жизни, будь они у него.
Даже в День Победы никто о них не вспоминал. Не находилось места за общим праздничным столом им, обрубкам войны в грязных нестираных гимнастёрках, на которых лишь лохматились маленькие дырочки от когда-то висевших орденов. А носить награды здесь было не принято.
Многие инвалиды, возвращаясь с войны, принимали мужественное решение и добровольно обрекали себя на кошмар одиночества, на бесприютность привокзальных подворотен, лишь бы не быть обузой для семьи. Так они выражали любовь к ближним своим, жертвуя семейным очагом. А в это же время многие женщины, не дождавшиеся ни мужей, ни похоронок или получившие извещение "пропал без вести", метались по вокзалам и инвалидным домам, вглядывались в лица и искали. Искали и находили своих мужей, сыновей, братьев.
В романе Анатолия Иванова "Вечный зов" описан подобный случай. Пусть он преподнесён нам большим художником слова, но такие случаи были не единичны в послевоенное время.
Не всем "парубкам войны" была уготована судьба жителей инвалидных домов. Имеющие сильную волю, поддержку семьи и друзей "выкарабкались" в нормальную жизнь. Примером может служить история танкиста Петра Григорьевича Антипова. На войне он лишился обеих рук и ноги. Два года лечился, потом окончил лесотехнический техникум, работал в Волховском районе лесничим. За своё служение лесу удостоен звания Героя Социалистического Труда.
У церкви Преподобных отцов могилы валаамских игуменов расположены на возвышении. Захоронения монахов чуть ниже. У недавно почивших на крестах горят под стеклянными колпаками свечи. Далее, ещё ниже, за глубоким рвом, словно за окопом, во мхах и травах, под бескрестовыми холмиками покоятся неприкаянными грешниками простые миряне, порубленные войной. Забытые. Неотпетые. Нас не простившие.

На могилах металлические проржавевшие таблички, прибитые к полусгнившим деревянным столбикам. Стоят они, словно вехи на путаном пути искалеченных жизней.
Негоже иметь такое кладбище в окружении святых монастырей. Местная монашеская братия обновляет могилки, ставит новые кресты. Но не все имена будут вписаны в скорбную тишину погоста. На некоторых табличках не разо¬брать фамилий и дат. Проступают кое-где отдельные цифры, будто порядковые номера, какие ставят на захоронении безродных, бесфамильных, неизвестных и забытых.
Искали, и ищут, и находят родные друг друга. Уже с опозданием на 20 лет после смерти нашёл сын отца. На скромном обелиске написано: Волошин Григорий Андреевич 1910-1974.
В результате ранения Григорий потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Война оставила ему возможность только видеть.
Сын нашел отца через 50 лет. Родственники и близкие благодарят всех, кто ухаживал за ним.
Есть герой! Есть памятник! Но на сайте Героев Советского Союза сказано: "...16 января 1945 года младший лейтенант Волошин Григорий Андреевич вылетел в составе пятёрки истребителей Ла-5 для прикрытия наземных войск. В районе линии фронта наши истребители вступили в бой с тридцатью истребителями противника FW-190. В ходе боя, спасая жизнь своего командира, Волошин таранил "Фокке-Вульф", который от удара рассыпался в воздухе. При таране погиб и наш лётчик". Значит, герой не погиб, а жил безвестно в инвалидном доме. Благодаря сыну, его имя стало известно. А сколько ненайденных воинов легло в землю", не дождавшись признанья...

На обеспечение одного инва лида в 1970 году государство выделяло 7 рублей 80 копеек в месяц, значит, 26 копеек в сутки – столько стоила одна буханка белого хлеба. В эти 26 копеек входило пищевое довольствие, медицинское и хозяйственное обеспечение. Как можно было уложиться в такую мизерную сумму?
Для сравнения: в приютах призрения эвакуированных с театра военных действий больных и раненых в 1914 году государство выделяло 12 рублей в месяц на одного инвалида (9 рублей на пищевое довольствие и 3 рубля на уход). Выходило 40 копеек в сутки. В то время буханка хлеба стоила 3(три!) копейки. Из этой несложной арифметики вычисляем, что на 40 копеек можно было купить 13 буханок хлеба.
Обслуживающего персонала на 1200 инвалидов было 120 человек. Не всякий согласится за небольшую зарплату ходить за немощными людьми. И поэтому контингент обслуги был из случайных людей, которые приехали на остров не от хорошей жизни и тем более не по зову сердца. Процветало воровство и пьянство. А обкрадывали инвалидов до безобразия. Е.П. Кузнецов проработал на Валааме не один десяток лет. Был одним из первых гидов по острову для туристов. В своей книге "Валаамская тетрадь" пишет:
"... обкрадывали их все, кому не лень. И даже те, кому было лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с поллитровыми стеклянными банками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало. Я сам видел это своими глазами. На вопрос кому-то из них "что привезти из Питера", мы, как правило, слышали: "Помидорку бы и колбаски, кусочек колбаски".
Водки на острове было в избытке. Во времена "запойных недель", когда весь персонал погружался в пьяный угар, можно было представить положение неходячих инвалидов, которые без посторонней помощи не могли не только встать, но и выпить кружку воды.
Нянечки, санитарки и сиделки без стеснения устраивали пьяные драки, выцарапывая друг у друга клочья кожи с лица и рук. После запоев в палату опять же, "не выпив стакан водки", невозможно было войти из-за стойкого запаха.
В этом краю, где не жила радость, а частые смерти не огорчали уже никого, нужно было искать развлечения, которые помогали бы коротать скучные, безобразные дни.
Устраивали соревнования: безногий на тележке и одноногий на костылях – кто первый преодолеет шестикилометровую дистанцию от Спасо-Преображенского собора, в котором находился Дом инвалидов, до Воскресенского скита. Наградой была бутылка водка. А то были и пожестче "соревнования": делились на две равные команды одноногих и пытались друг друга перепить, стоя на ноге без костыля. Побеждала команда, в которой "игрок" падал последним.

К концу пятидесятых годов правительство начало понимать, что Валаам не должен быть балластом у государства. С I960 года на остров начали прибывать первые экскурсионные группы. В Воскресенском скиту в 1967 году открылась турбаза.
Для инвалидов каждое прибытие туристического теплохода в Никоновскую бухту было событием. На продажу шли дары леса: грибы, ягоды, рыба из озера. Некоторые не гнушались попрошайничать.
Туристический бизнес стал развиваться, и нужны были деньги на реставрацию обветшалых монастырских строений. Валюту можно было "качать" с иностранцев, однако для этого нужно было привести остров в порядок, а главное – избавиться от инвалидов.
"...показать же богадельню туристам во всей её "красе" было тогда совершенно невозможно. Категорически воспрещалось не только водить группы туда, но даже показывать дорогу. За это строжайше карали увольнением с работы и даже разборками в КГБ. Кто-то прорывался и всё равно ходил туда. Но, разумеется, поодиночке или группами по 3-4 человека. Надо было видеть потом опрокинутые лица этих людей, их шок от увиденного..." – писал в "Валаамской тетради" Е.П.Кузнецов.
В 1980 году Валаам обретает статус самостоятельного историко-архитектурного и природного музея-заповедника. А в 1984 году вся территория острова указом Верховного Совета РСФСР была объявлена природным, архитектурным и историческим заповедником.
Весной 1984 года Дом инвалидов на острове Валаам прекратил своё существование. Горстку оставшихся стариков-инвалидов вертолётом вывезли на восточное побережье Ладоги, в город Видлица, где был построен новый инвалидный дом.
С.Говорухин сказал: "Мы все одинаково виноваты перед лицом войны...". Неужели все? И одинаково? Пусть простит меня классик, но я перефразирую его высказывание: "Мы все виноваты перед теми, кто выжил в войне и не нашёл понимания в нас". Государство от участия в судьбе своих бывших солдат самоустранилось. Вероятно, были более важные дела и заботы.
И.Чистяков из Белгородской области написал в возродившуюся газету "Русский инвалид": "...Отношение к инвалидам – барометр нравственного здоровья любого общества. Как назвать болезнь, поразившую наше общество? Скорее всего – паралич совести".

Давно пора понять, что многие болезни нашего сосуществования "проросли" на костях брошенных и забытых солдат. Отряхивая с ног их святой прах, мы шагали в светлое будущее. Но по дороге, политой невысыхающими слезами, к свету не придёшь. Беспамятство мстит обнищанием духа, неверием...
Чем теперь им отдать должное? Нет, не откупиться, а хотя бы помнить о них, воевавших до конца дней своих со своей болью.